[vvampire]

Название: Лунный Бог
Автор: Vlada Veler
Персонажи/пейринг: Итачи, Саске, Дзюго, Карин, Сугэйцу Тоби(Мадара), Кисаме, Зетсу.
Рейтинг: PG-13(эта глава)
Жанр: Sequel/Serial, ангст, AU,
Состояние: TBC (To Be Continued)
Дисклеймер: все принадлежит Кишимото
Предупреждение: не проверено бетой.

Глава 1. И все же, я тебя ненавижу

Акацуки. Организация, которая дала молодому Учиха новую цель в жизни, которая отобрала эту самую цель у его брата… Красные облака на черном. Красные глаза-шаринганы из-под густых черных ресниц брата, из-под длинных, шелковистых волос его челки. Бушующее марево Цукиёми, Бога луны; Мир Мангакё – пустые слова для покрытой пеплом горя и томительной боли души отото. Саске сидел на скальном выступе, где-то в горах, и смотрел, как садится солнце. С недавних пор он стал томительно тосковать по закатам. Он начинал ненавидеть солнце, садящееся за горизонт и, словно в насмешку, повторяющее свой ход, когда в мире больше нет Его, и безумно тосковал, когда Солнце скрывалось за горизонтом, словно Итачи снова ушел. Его солнце ушло. Все что ему оставалось – ненавидеть. Ненавидеть каждый день. Это чувство всеобъемлющей ярости, желание истребить, уничтожить, искалечить, унизить, разрушить, дать ход пожирающим его эмоциям отчаянного ужаса из-за того, что Он умер. Ненавидеть постоянно. Саске больше не мог ничего чувствовать. Словно издеваясь, даже ненависть уже не была способна утолить его жажду, его душа сгорела в пламени священного огня Амаретсу, которое обожгло скалы вокруг них, когда Итачи активировал шаринган. Его душа горела священным пламенем, пока он одиноко убивался день ото дня на тренировочных площадках в тщетной попытке стать лучше брата, обогнать гения. Она вспыхнула и догорела от осознания того, что проклятый предатель не переставал его любить ни на секунду. Саске плакал. Горячие слезы уже давно не были способны выразить его боль и проливались лишь, прощаясь с солнцем, когда Саске понимал, что мир не пал, сраженный смертью его брата, снова не пал.

Его не было уже три дня. Тяжкое осознание того, что его брат не Бог и от него в мировом ходе жизни ничего не зависело с каждым днем все больше и больше ложилось на Саске неподъемным грузом. Он был рад смерти брата. Когда Итачи подошел к нему и вместо того, чтобы вырвать глаза дал подзатыльник, как когда-то в детстве, прежде чем упасть замертво, Саске рыдал в аффекте. Его тело осознало, что он будет жить и безумно радовалось своему глупому существованию в мире, где очень скоро Саске перестанет находить себе место. Если бы не слова Мадары, Саске, наверное, продолжил бы свой путь освобождения заложников Орочимару, в конце концов, взялся бы за Акацук и умер бы в бою, так и не испытав ни одной эмоции сравнимой по силе с любовью и ненавистью к брату. Солнце садилось за горизонт медленно и печально, облизывая своим прощальным светом раскинувшиеся под горами темнеющие леса, полные жизни, скальные уступы, выставленные из земли сломанными костями. Ветер налетел на Саске со спины, донося до него голоса его новой команды, бывших экспериментов Орочимару, но Саске не слышал их сейчас, сейчас он видел перед собой оранжевую маску с единственным глазом в центре спиралей, словно получившихся после встречи материала с разенганом Наруто.

«- Он тебя всегда любил», - эхом отзывалось над его мертвой душой. - «Это из-за Конохи он вырезал весь клан, чтобы добраться до меня в организации», – душа отчаянно отказывалась слушать голос этого человека, назвавшегося Мадарой Учиха, правый глаз невозможно болел, саднил от напряжения, разнося по голове тупую, всепроникающую боль. - «О его задании едва ли знал весь управляющий состав», - продолжал мужчина в маске. Зачем он ему все это говорил? Потому что он Его брат? Потому что Он умер так и не испытав его силы? Просто умер? - «Лишь четвертый Хокаге, глава АНБУ, да два советника Хокаге знали о приказе. Коноха никогда не узнала бы истинной причины его поступка», - отчего-то эта мысль его раздражала. Да какая к черту разница, узнают или нет? Он вырезал всю свою семью! Из глубины груди поднимался тихий, почти жалобный звук его же стона, безбожно забиваемый собственным равнодушием, - «Твой брат не смог тебя убить, мотивируя все необходимостью твоего существования для исполнения миссии. На самом деле он просто безгранично тебя любил, Саске».

«На самом деле он, поэтому и не смог тебя убить всего несколько часов назад», - словно слышит он недосказанную вслух фразу родственника, глаза поднимались на уровень лица говорившего, челюсть, сведенная болью и отчаянием, упрямо застыла в выражении слепой ярости, в красных глазах-шаринганах читалось лишь нежелание верить.

Он бессильно сжимает кулаки, вспоминая то утро, хочет сказать, что не верит, но не может. Он уже поверил. Он Вспомнил. Вспомнил все. И то, как брат возвращался с заданий и не отказывал ему в своем обществе, и то, как отдавал свои сладости, и то, как разрешал спать с собой в одной постели, и то, что уходил Итачи навсегда со слезами на глазах. Этот последний взгляд его прекрасных глаз, глаз любимого брата, с настолько не характерными для него слезами. Итачи не плакал, никогда. Итачи был сильным, но расставаясь с братом навсегда, он не сдержал предательских слез. В сердце предательски защемило от воспоминаний о том последнем взгляде, к горлу снова подкатили бессмысленные, бессильные рыдания. Теперь они уже никому не нужны. Итачи не воскреснет, не сотрет слез рукавом своей куртки, не потреплет по голове, не прошепчет какую-то нежную, не свойственную для него, чушь, но которая с такой радостью всегда принималась Саске за чистую монету, сушила слезы, заставляла улыбнуться. Его нет. Бог умер. И дело не в философии. Дело в Саске. Бог умер у него на глазах. И Саске смеялся.

«- Он не показал тебе предательства Конохой твоего клана, посчитав, что лучше тебе ненавидеть его, чем селение. Все, что у тебя осталось от брата – Амаретсу, реагирующее на мой шаринган, да его организация, собирающая Дзинтюриков. Что тебе делать – решать тебе».

А что решать? Душа Саске с новым рвением, в надежде найти утерянную ненависть, которую он взращивал все эти годы так бережно, лелеял день ото дня, надеялся выплеснуть брату в лицо полным неудержимым потоком, бросилась ненавидеть предателей клана – Коноху. Людей, сделавших из его любимого брата единственного человека, способного убить Мадару, а его клан истребив. Больше всего Саске ненавидел то, что все в селении считали Итачи предателем. Подобная несправедливость по отношению к человеку, который положил свою жизнь, по прихоти селения была хуже, чем боль от утраты брата, чем обида на брата за ложь, что жила все эти годы в сердце Саске.

«Мы особенные братья», - пронеслось в голове воспоминание Саске об одном из утерянных дней. Ему даже показалось, что Итачи здесь. Рядом. Возле него. Шепнул ему на ухо слова с шумом ветра… Саске помнил, как рассказал Мадаре и своем плане, о том, что пойдет против селения, которое брат защищал просто потому, что для Итачи жизнь брата оказалась важнее селения, просто потому что для Саске утерянная жизнь Итачи важнее, чем жизнь Конохи.

- Я очищу твое имя, аники, - говорил, заходящему за горизонт солнцу Саске, накидывая на плечи плащ Акацук и поднимаясь с камня, на котором сидел. Красное на черном. Красные рубцы любви к аники на черном пожарище сгоревшей в ненависти души, красные облака на черном плаще... Саске развернулся в сторону голосов и пошел прочь от красного глаза, лежащего напротив синеватой черноты наступающей ночи. Предстояло много сделать.

Дзюго, Суйгэцу и Карин - того четверо вместе с ним. Тоби встретил их на входе в убежище и проводил в зал, где Пэйн представил их оставшимся членам Акацуки. Пэйн даже не удивился их появлению, если это искаженное пирсингом лицо вообще могло чему-то удивляться. Пришли, значит - должны были. Что ж. Их четверо, да еще Кисаме, Пэйн, Конан, Тоби и Зэтцу, вот и все. Война, разожженная самими Акацуками, убила больше половины членов организации. Но они, ни о чем не жалеют. Они здесь ради силы, ради контроля, а не для спокойной жизни. Ему с трудом верится, что в этой организации мог работать его брат. Работать много лет.

«Для тебя ведь это все было просто, да?» - с какой-то отрешенной надеждой пытается уговорить себя Саске, глядя в лицо «руководителя» организации, прекрасно понимая, кто здесь дергает за ниточки. Впрочем, кукловод ведет себя как дурачок, и все с этим мирятся. Завтра Саске и его команда, ныне именуемая «Орел», отправится ловить восьмихвостого змея, одного из последних Дзинтюриков, необходимых Акацукам. Разговор о путях уничтожения Конохи более чем показывает Саске, что Акацуки далеко не пустой звук, они сильны даже в своем нынешнем положении. Ведомый странным желанием быть хоть чуть-чуть ближе к тому пути, по которому шел брат, Саске принимает предложение Мадары, Тоби, зная, что идти он будет по своему пути. Конан провожает их по штабу, кратко разъясняя, где что находится. Карин её внимательно слушает и задает какие-то вопросы, на которые Конан с неохотой отвечает. «Бумажная коноичи», - почему-то возникает в голове Саске ассоциация, но он не обращает на это внимания. Несмотря на кукольную внешность Конан все же умеет выражать эмоции. В конце их похода она уже с легким интересом наблюдает за ними. Они устали, путешествие по штабу только еще больше доказывает бывшим жертвам Орочимару, насколько они устали от своего путешествия. Новых членов организации доводят до спален. Без мыслей о поиске силы и мести брату мир утерял свою реальность и цену, отото с трудом заставляет себя не забывать слушать разговоры членов команды.

Саске предлагают выбрать свободную комнату. Не особо размышляя над тем, куда он заходит Саске выбирает одну из свободных. Странно, но он без предупреждения он находит комнату брата и останавливается на пороге удивленный. Все как дома. Кровать, полки с книгами и свитками, идеальный порядок, аккуратно сложенные вещи. Итачи не изменился. Ни на мгновение он не отступил от своих привычек. В теле разливается странное чувство щемящего одиночества, желания упасть на постель, завернуться в одеяло и ждать возвращения брата, как он уже делал когда-то. На плечо опускается рука Карин.

- Саске, все в порядке? – чересчур заботливая интонация, слишком знакомое движение. Саске ведет плечом, стряхивая руку, разворачивается в коридор лицом, - Может, возьмешь другую?..
- Эта спальня будет моей, - спокойный голос младшего Учихи действует отрезвляюще даже для него самого. Конан смотрит в глаза Саске спокойным взглядом и кивает, словно запоминая. Дзюго и Карин выбирают себе комнаты. Суйгэцу уходит искать Кисаме для выяснения отношений. Немного постояв в коридоре, Саске отправляется в душ.

Сброшенные вещи, лежащие на скамье в душе, напоминают словно бы другую жизнь. Единственная вещь, которая принадлежит этому миру – плащ Акацук. Как ни странно, Его плащ. Мадара отдал его Саске, вместе с кольцом и цепочкой Итачи в то самое утро, когда рассказал о плане Конохи и причине уничтожения клана. Саске невольно проводит пальцами по узкой леске цепочки на шее, дотрагиваясь до звеньев. Кольцо тут же на безымянном пальце, когда-то оно обозначало место Итачи в круге собрания Акацук, огненная птица, феникс. «Сможешь ли ты возродиться из пепла брат? Нет… не сможешь», - хотя в глубине души Саске жаждет того, чтобы он возродился. На мгновение, на пару секунд, минуту, чтобы была возможность просто… обнять на прощание. Теплый от соприкосновения с кожей металл лески непривычно словно стягивает шею, заставляя Учиху младшего поднимать руку к цепочке раз за разом, скользя пальцами по всей её длине, снять её он не хочет. В душе поднимается пар. Горячая вода приятно расслабляет уставшие мышцы спины, дает коже возможность избавиться от пыли и грязи с высохшим потом, накопившейся за время перехода, давая коже возможность вздохнуть, но не расслабляет сознания Саске. Его взгляд, из-под мокрых волос, по которым бежит вода, прикован к плащу, висящему на крючке возле двери. Он зажмуривает глаза и смотрит на плащ сквозь мокрые ресницы, до тех пор, пока ему не кажется, что это Итачи стоит возле двери, наблюдая за ним темными глазами. От разливающейся в этот момент смешанной ненависти и любви он теряет над собой контроль, забывая, что сам только что выдумал эту фигуру. Когда Саске практически убеждает себя в том, что Итачи рядом, он открывает глаза и смотрит шаринганом на место, где висит плащ, разочарованно ощущая откатывающую волну эмоций, оставляющих за собой лишь опустошение. Он повторяет странную игру до тех пор, пока в дверь робко не стучит Дзюго, спрашивая все ли с ним в порядке. Саске раздраженно выключает воду, выходит из душа и оборачивается полотенцем.

- Да, Дзюго, я в порядке. Заходи.
На вид самый высокий, самый сильный из их команды, Дзюго на деле является самым миролюбивым из них. Даже не верится, что этот большой человек является первым в цепочке печатей Орочимару, и что все остальные, даже Саске, лишь «следующие». Гиперсенсетив по природе Дзюго прекрасно ощущает перемены настроения Саске, и Учиха не может его винить за излишнюю внимательность к своей персоне. В конце концов, от поведения Саске во многом зависит поведение Дзюго, пока младший Учиха рядом.
Дзюго раздевается перед душем, пока Саске одевается. Они не разговаривают. С ним они давно обсудили все, что было нужно, лишь перед тем, как Саске выходит из душа, первый из монстров говорит ему вслед: «Оставьте его в покое, Саске-сан. Память вас калечит».

Но Саске прикрывает дверь, выходя в коридор и заворачиваясь в Его плащ, оставляя совет без применения. От плаща все еще пахнет Его запахом. Солнце, дождь, луна, пустынный ветер и зеленая листва, в которой притаились одинокие сладковатые алые соцветия неведомого растения. Саске жадно вдыхает Его запах, словно желая запомнить и навсегда оставить в памяти именно Его аромат, к которому уже успел примешаться его собственный запах электричества, одиночества и боли. В этом плаще так легко поверить, что Итачи действительно ни на секунду не забывал о нем. Каждое мгновение ждал, любил, надеялся на встречу с братом, пусть даже тот его люто ненавидит. Подобные мысли вводили Саске в транс, успокаивающий, убаюкивающий, заставляющий что-то в больной, почти мертвой, душе осторожно согреваться, надеяться на ласку, понимание. Окружающая действительность словно перестала существовать, превратившись в один сплошной поток времени и пространства, текущий куда-то мимо него, без него. Некоторое время Саске бродит по коридорам штаба, застегнув плащ на все пуговицы и спасаясь в тепле ткани от промозглого, пропитанного дождем ветра, пока не натыкается на Кисаме, куда-то идущего через весь штаб.

- Лунный Бог, - неожиданно говорит туманник, замирая перед Саске с удивлением глядя на него, словно увидел приведение или ожившего мертвеца. Но через несколько мгновений он присматривается и качает головой, как-то слегка разочаровано, - Нет, обознался.
Саске с легким непониманием смотрит на Кисаме, выдернувшим его из размышлений о брате, которые протекали так умиротворенно, пропитанные его запахом и мокрым ветром, и отчего-то ощущает легкий укол зависти и ревности. Кисаме все это время, пока брат работал в организации, был напарником Итачи… Саске хотел бы быть на его месте.
- Лунный Бог? – равнодушный голос Саске напоминает ему, неожиданно, голос брата, звучащий откуда-то из глубины его души, такое же равнодушие у Итачи вызывали вопросы о его успехах в академии, когда о них приходилось рассказывать на праздниках или при гостях. Он не любил говорить о «мелочах».
- Мастер Цукиеми, - поясняет шиноби и продолжает свой путь, словно не должен был останавливаться. На лице акулы возникает задумчивая улыбка, он что-то вспоминает, – Крепких снов, Саске-сан.
Саске провожает шиноби равнодушным взглядом и тихо повторяет, вторя словам Кисаме: «Лунный Бог, мастер Цукиеми»…

«Ты был не только солнцем, но и Луной, аники? Солнцем для меня, луной для них… Но ни я, ни они не смогли поверить, что ты всего лишь человек…» - пустая, холодная мысль заставила его попытаться лишь больше завернуться в плащ и вернуться в спальню. Остальные уже спали, когда Саске решился нарушить покой бывшей комнаты брата своим присутствием. Он повесил одежду на стул и, надев юката, лег в постель, заворачиваясь в одеяло, как делал когда-то дома, прибегая из своей спальни к брату. Всегда Саске казалось, что брат может неожиданно вернуться ночью и забыть к нему зайти, просто потому, что будет уставшим.

Тепло. Саске закрыл глаза и вслушивался в темноту, поглощал запахи и звуки, ему начинало казаться, что все, что он видел до сна, было кошмаром, а сейчас он наконец-то дождется, когда брат вернется. Привычно откроется окно, Итачи скользнет в темноте к своей постели и обнаружит там брата. Он сможет обнять аники первым, после его возвращения домой, ведь он единственный, как ему всегда казалось, понимает брата. Итачи спросит, что Саске делает в его комнате, а он смущенно потупится и скажет, что ждал весь день его возвращения, но брат никак не приходил. Расскажет, что видел кошмар, потребует повторить, что Итачи никогда его не покинет и попросится спать сегодня вместе с ним, чтобы проследить, что брат не исчезнет в ночной мгле. Саске приоткрыл глаза и обнаружил себя не дома, а в штабе Акацук, одинокая слеза сбежала по щеке на подушку, и он перевернулся на другой бок, стараясь отбросить абсурдные мысли о том, что брат вернется.

«Он мертв. Я видел его мертвое тело. Итачи мертв…», - уговаривал себя отото, но от того только больше ощущая жажду увидеть брата, вернуть момент его возвращения, понять, что Аники рядом, здесь, сейчас. Сон не шел. Обеспокоенный чем-то мозг категорически отказывал Саске в возможности спокойно уснуть. Разные глупые мысли лезли в голову заставляя порой его тело содрогаться от необоснованных рыданий или холода, пробегающего по коже. Саске перевернулся на спину, думая выйти из комнаты и прогуляться, когда ощутил чужое присутствие в комнате. Рефлекторно активировав шаринган, Саске резко повернул голову в сторону присутствующего и наткнулся взглядом на Него. Итачи стоял возле постели, практически возле головы Саске, и смотрел на него странным шаринганом. Спокойное лицо брата практически светилось в темноте каким-то бледным светом, темные, бездонные черные линии на алой радужке Шарингана причудливо изгибались и, казалось, жили своей собственной жизнью, Итачи был одет так же, как Саске запомнил его в последний день их встречи. Не хватало только кольца и цепочки, которые были одеты на Саске. «Живой», - на мгновение скользнула в его голове сумасшедшая мысль, в груди что-то поднялось.

- Какого… - только и успел пробормотать Саске, ощущая неожиданный прилив смешанных чувств ненависти, обиды и любви к тому, кто стоял возле его постели. Но стоило Саске оторвать голову от подушки, Итачи исчез, словно он был иллюзией выдуманной усталым мозгом младшего брата. Несколько мгновений он шокировано вглядывался в темноту, затем с подозрением осмотрев комнату, Саске вышел в коридор, остановился там, проверяя его на наличие посторонних, затем проверил спальни. Все спали. В процессе своих полуночных блужданий на кухне Саске встретил Мадару.

- Он точно мертв? – спросил он, подходя к руководителю организации, шаринган опасно сверкал в слабом свете кухонных ламп.
- Что? – Мадара с непониманием посмотрел на родственника чем-то явно разозленного, неожиданное появление младшего Учихи на кухне явно не вписывалось в обычное положение вещей Тоби.
- Я ненавижу шутки вроде этих. Он точно мертв? – Тоби с непониманием смотрел на Саске, затем поднялся со стула и подошел к младшему Учиха, что-то понимая относительно странной темы для разговора.
- Да, Итачи мертв. Можешь посмотреть на его труп, если угодно. Зетсу его еще не уничтожил, - бледный юноша словно бы действительно увидел мертвого Итачи живым, - «Пожалуй, я бы тоже решил перепроверить труп, если бы ты привиделся мне живым, Итачи».
Саске несколько мгновений размышлял над предложением Мадары, затем кивнул.
- Да, я хочу его еще раз увидеть, - первый обладатель Мангаке прошел мимо нового члена организации, словно приглашая того последовать за собой.

Тоби повел его по тёмным коридорам штаба в морг, где хранились тела для экспериментов одного из бывших членов организации, говорят он умел пришивать чужие конечности своей чакрой так, что новый владелец конечности не замечал подмены. Тоби щелкнул выключателем на стене, и бледный свет облизнул стены, открывая Саске пространство морга. Холод, одиночество, запах смерти… Акацуки все же не ординарная организация, если в их составе бывали даже бессмертные. Белый кафель пола, холодные камни стен словно недовольно щурились от пронзительного света, спрашивая зачем незваные гости появились здесь, когда хозяин этих помещений умер. Но Мадару, казалось, это нисколько не смутило, он спокойно прошел вдоль стен, каталок, столиков с какими-то инструментами, халатов и перчаток, стульев, чтобы пройти вдоль морозильного шкафа морга. В одном из холодильников Саске заметил шкатулки с печатями для длительного хранения органов, на одном из ящичков была пометка «Шаринган».
«Уже вырезали, значит…» - Саске предлагали трансплантировать глаза брата, чтобы он мог пойти против проклятья клана, но он отказался, мотивируя свой выбор тем, что, даже обретя глаза брата, он будет видеть не то, что когда-то видел Итачи. Мадара выдвигает один из ящиков в стене и Саске снова видит Его лицо. Кровоподтеки, ушибы, синяки, царапины… Такой же как тогда, только без глаз, но не такой, как всего несколько минут назад. Совершенное, невредимое лицо брата не шло из головы. Это тело, может быть, когда-то и было его братом, но теперь это лишь кусок плоти. Итачи был живой, он смотрел на него своими глазами, глазами с цветом шарингана. Саске проводит рукой по лицу трупа, словно пытаясь что-то вспомнить, уверить себя, что то, что он видит и есть единственная правда, задумчиво смотрит на тело, разворачивается и уходит спать, стирая со лба испарину, стараясь скрыть озноб и нелепую горькую, сумасшедшую улыбку счастья. Он мертв. Тоби лишь удивленно смотрит ему вслед.

«Я просто очень устал… он мертв», - говорил себе Саске возвращаясь в постель с чувством обиды и какой-то слепой надежды на повторение, недавний ужас от визита брата прошел, - «Он мертв… мертв», - повторял Саске, думая, что больше этой ночью не заснет, тело брата было такое холодное, безжизненное, он просто не мог стоять рядом с постелью. «Нужно сказать Мадаре, чтобы Зетсу как можно скорее уничтожил тело», - пронеслась сонная мысль в голове Саске, едва его голова коснулась подушки. Он уснул крепким, спокойным сном.