сыграем заново?
Название: С днем рождения Саске
Автор: Vlada Veler
Персонажи/пейринг: Итачи/Саске, амек на Итачи/Кисаме.
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, AU, яой, инцест
Состояние: законченно
Дисклеймер: все принадлежит Кишимото
Предупреждение: не проверено бетой, ЯОЙ, я еще раз предупреждаю тех, кто у меня состоит в антияойщиках. Это Яой и инцест.
читать дальшеКаждый год, в один и тот же день ему снился этот сон. Итачи снова рядом с ним, он готов выполнить любое желание брата.
Первое время в таких снах Саске вспоминал детство, старался вернуть хрупкое время их прошлого счастья, забыть, что Итачи убил весь клан и оставил его на пожарище их прошлой жизни совершенно одного, залитого лишь слезами непонимания и слепой обиды на брата, которая затем переросла в ядовитую ненависть. Итачи охотно играл с братом, читал с ним книги, был тем братом, каким Саске его всегда помнил тогда, давно, и Саске под конец сна даже верил, что ничего из тех кошмаров его жизни не было, что брат никого не убивал, что все это просто кошмары. Но просыпаться после таких снов было больно. На утро приходилось вспоминать, что все это был сон. Всего лишь сон. Что Итачи безжалостный убийца, равнодушный к нему, Саске, просто потому что тот недостоин чего-то большего рядом с гением-убийцей. Саске после таких снов становился еще злее и от этого ненавидел день своего рождения с каждым годом все больше и больше, словно если ненавидеть собственное рождение – можно навредить Итачи.
Затем, такие сны стали казаться ему единственной возможностью выплеснуть свою ярость Итачи в лицо хоть когда-то. Хоть где-то ударить его, унизить, уничтожить, сполна насладиться его смертью, его агонией. В таких снах брат казался безобразно прекрасным, покрытый алыми каплями собственной крови, разорванный на куски яростью отото, изнасилованный его ненавистью к аники. Итачи был чертовски красивым в таких снах, от этого Саске лишь еще больше желал его изуродовать, унизить, замучить, убить. Заставить это идеально-мраморное лицо искривиться в предсмертном крике агонии, уничтожить эту вялую покорность любым действиям, разбудить в брате того монстра, которого он когда-то видел в Конохе. Того, кто презрительно смотрел на него сверху вниз. Свергнуть того зловещего Бога иллюзий. Но сон не был способен родить для Саске полноценное воплощение брата. Тот, кто оказывался на его месте – не сопротивлялся даже, когда его убивали, когда бесстыдно срывали одежду и впивались зубами в нежную кожу шеи; отрывали кусочки плоти, яростно сжимая зубы; кусали в кровь губы; резко, без толики заботы входили внутрь, то рукоятью катаны, разрывая стенки кишечника, то напряженным от похоти членом, используя льющуюся из ран, из разорванного ануса кровь вместо смазки. Лишь мелкая дрожь на лице Бога, мелкие бисеринки пота да слегка дрожащие длинные, прекрасные ресницы могли выдать в Итачи испытываемую боль, Саске ненавидел его в такие моменты больше всего: распростертого на земле, с прибитыми собственной катаной кистями над головой; растянутого змеями брата до хруста в костях на каких-то камнях; горящего в пламене Катона и улыбающегося ему. Саске ненавидел брата за то, что он с таким смирением, не свойственным старшему Учиха, отдавался на растерзание. Но после таких снов просыпаться оказалось еще невыносимее. Если сначала факт того, что Итачи жив где-то, наводил мысли на возможность осуществления подобного кровавого извращения, то со временем Саске понял, что даже при большом желании подобный вариант развития событий невозможен. Он просыпался после таких снов опустошенным, мертвым, разбитым, словно действительно всю ночь убивал Итачи, ненавидел его, упивался убийством, словно ночью он умер вместе с братом.
Саске лежал на постели в номере очередного города, который стоял на пути их следования к битве с Итачи Учиха. Надо же было такому случиться, что его день рождения попал как раз перед тем, как дойти к его мести. Саске устал от собственной ненависти. Когда ненависть превращается в привычку – приходит опустошение, несравнимое ни с чем из природных явлений. Саске мог назвать это лишь одиночеством. Он помнил о странной традиции его памяти, подсовывать именно в этот день сны с братом, но не знал, как сегодня принять этот странный подарок – полную покорность Итачи. Он давно уже не думал над этим. Как реагировать на эти странные сны? Почему они снятся? Зачем? Не являются ли они плодом гендзюцу брата, наложенного на Саске еще в день его ухода? Нет ли в этом какого-то плана? И почему он так упорно видит этот сон, как бы ни пытался пропустить ночь? И не сошел ли Саске с ума, если видит одно и тоже каждый год. Он устало прикрыл глаза, а открыв их, обнаружил брата, сидящим на подоконнике. «Все-таки снова уснул» - подумал Саске, повернув голову к брату. Итачи был одет в плащ Акацук и форму дзёнина, темные глаза выглядывали из-за ворота, глядя в глаза отото, ноги Итачи устроил на подоконнике, удобно опершись спиной о раму раскрытого окна. Он любил так сидеть. Некоторое время Саске наблюдал за видимыми из-за ворота чертами лица брата, освещенными бледным светом убывающего месяца, холодный ветер временами залетал в окно, трогая волосы и одежду брата едва, словно боясь нарушить покой его положения. Саске отвернулся от брата, поборов желание плюнуть в аники сразу же Катоном, чтобы скорее закончить этот сон. Отчего-то он чувствовал, что таких снов больше не будет, и не знал, что ему сделать с братом в последний день их встречи, о чем с ним говорить? И стоит ли вообще с ним говорить.
Итачи сам нарушил тишину, спустив ноги с подоконника и встав на пол, он прошел некоторое расстояние до постели Саске и сел с краю, как делал когда-то в детстве.
«Только не как в детстве, только не это… Ты опять меня бросишь, я ведь знаю…» - пронеслась обиженная мысль в его голове. Он посмотрел на брата испытующим взглядом. Итачи уже расстегнул ворот плаща, и теперь стало видно его спокойное лицо, смотрящее на брата темными глазами, на дне которых проблескивало отражение каких-то неведомых огней. Снова прекрасен. Снова это спокойное выражение лица. Сколько Саске ненавистно терзал это лицо в своих прошлых снах, сколько пытался вырвать из этих уст что-то кроме голодной тишины, сколько пытался увидеть в этих глазах страх, а не безвольную покорность и… радость? Порой ему казалось, что брат получает наслаждение от любой боли, причиняемой ему, хотя, все это было чушью. У него всегда был очень низкий болевой порог, и Саске просто не мог пробиться хоть к каким-то чувствительным точкам на этом идеальном теле. Итачи был мраморным Богом, он не мог быть человеком. Только не человеком. Люди чувствуют, а он, как статуя, лишь созерцает… От обиды, что брат никогда не сможет понять этой боли, в груди отото что-то сжалось.
Итачи, было, потянулся к голове Саске рукой, но этот мягкий, спокойный жест напугал и раздразнил младшего брата. Он перехватил руку аники, отстраняя её от себя. На лице Итачи появилось легкое разочарование. Он отвернулся от брата и стал смотреть прямо перед собой в комнату, словно о чем-то размышляя. Только что весь его мир был сосредоточен на Саске, а теперь обратился от него прочь. Отчего-то Саске стало пусто и одиноко, обидно оттого, что Итачи снова ушел в свой мир, оставив его здесь одного. Вслед за обидой в груди поднялась ненависть к постоянных уходам брата, обида на ту последнюю ночь их встречи, на то, что Итачи ушел, оставив Саске одного! Плевать на клан, на убийства. Они, конечно, тоже много значили для него, но брат, единственный человек, для которого в мире Саске было отведено особое место, брат его покинул!
Саске потянулся пальцами к рукаву плаща, схватил его и сжал в руке, притягивая к себе, однозначный жест нежелания отпускать брата в другой мир заставил Итачи обратить внимание вновь на отото. Итачи одними глазами показал, что слегка удивлен поведению брата. Саске сам удивлялся своей беспомощной жажде сделать так, чтобы брат не уходил в себя, отчего-то слепая ненависть к аники не просыпалась, словно берегла силы, а одиночество без ненависти заставляло его искать хоть что-то, что заместит эту ноющую пустоту сегодня ночью. Старший Учиха вновь потянулся рукой к лицу брата, на этот раз не встретил никакого сопротивления, убрал у него из волос темное перышко. Саске слегка удивленно посмотрел на перо и досадливо поморщился, надежда на ласку была неоправданной. Итачи улыбнулся одними уголками губ. Он никогда не начинал говорить с Саске первым, а если и говорил, то очень мало и редко, Итачи был скуп на слова и эмоции, с ним можно было творить все что угодно, но добиться от брата полноценного разговора было сложно. Он отвечал лишь на те вопросы, которые считал обоснованными для ответа.
Он легко отцепил руку брата от рукава своего плаща и вложил в его ладонь то самое перышко, закрыл руку, сжав её в кулак.
- С днем рождения, Саске, - Итачи отпустил руку брата, вновь вернувшись к своему посту на краю кровати. Саске поднес руку к лицу, раскрыл ладонь, но ничего не нашел.
- К чему все это?
- Я оставил за собой возможность поздравлять тебя каждый год с днем рождения когда-то, больше тебе этот подарок не пригодится.
Саске некоторое время наблюдал, как брат расстегивал до половины свой плащ, как ухоженные руки скользили по застежкам, касаясь плотной ткани, а затем вновь спрятались за плащом. Итачи больше не смотрел на Саске, его белый профиль устремил взгляд куда-то в темноту, за видимый мир, за доступную для других людей материальность действительности.
- Ты оставил на мне своё гендзюцу? Зачем? – голос Саске не дрогнул, но и не был равнодушным. Брат зачем-то хотел поздравлять его каждый год с днем рождения. В стиле Итачи было бы оставить за собой возможность истязать каждый год в этот день Саске так, как не истязал никогда, но он, напротив, отдал себя в полное владение и ведение брата. Для чего? Почему? Зачем? – Зачем? – повторил вслух свою мысль Саске, приподнимаясь на постели.
Итачи промолчал. Он всегда молчал на такие вопросы, никогда не отвечал. Но Саске знал, что ответ есть. Обязательно есть, иначе все происходящее не больше, чем чья-то абсурдная мысль. Итачи не был сумасшедшим, он гений, у него обязательно есть ответ на этот вопрос, но Саске его найти не мог. Его бесило это бессильное желание вытряхнуть знания из брата, вырвать эти слова из его сердца. Рука схватилась за хвост длинных волос брата и потянула аники на Саске.
- Почему, Итачи?! – боль, огромная боль скопилась в его сердце, а брат смотрит на него все теми же спокойными черными глазами, даже когда он резко дергает его голову за волосы так, чтобы Итачи смотрел ему в глаза. Белое, стройное тело совсем близко, Итачи не сопротивляется жесту брата. Он вообще не сопротивляется. Саске отпускает волосы брата и ложится обратно на постель, отворачиваясь к стене. Бесполезно. Итачи никогда не дает ответов на такие вопросы, он никогда не раскрывает своих тайн. Он всегда держал свои секреты при себе, в стороне от мамы, папы, и даже Саске. Кто такой на самом деле Итачи Учиха не узнает никто.
- Делай что хочешь, но только больше не смотри на меня такими глазами. Перестань быть таким покорным, ты сам на себя не похож… – Саске закрыл лицо руками, стараясь заставить себя проснуться.
- Мне казалось, что в последние наши встречи тебя вполне устраивала моя покорность. В конце концов, сегодня ты хозяин моей жизни.
- Да нет же… сколько я себя помню хозяином жизни всегда являлся ты. Даже когда тебя насиловали, убивали. Ты все равно был хозяином моей жизни! Я чувствовал это кожей, я видел это в твоих глазах. Я никогда не приближался к Богу, мне дарили лишь сладкую иллюзию власти. Но за ней ничего никогда не было.
Саске бессильно сжимал руки на лице, стараясь понять, почему он не просыпается. Сны часто реализуют недавно обдуманные мысли, Итачи не стал исключением. Вопрос с гендзюцу не стал для Саске шокирующим, но невозможность проснуться бесила, голова болела.
Пальцы Итачи коснулись его головы, рука легко прошла по голове, перебирая короткие черные волосы на затылке, стоящие дыбом, слегка надавила на затылок и точечными движениями стала массировать голову. Саске невольно подставил голову под успокаивающие боль движения рук, прикрывая глаза. Через несколько мгновений к первой руке присоединилась вторая. Итачи видимо пересел к изголовью и залез на постель с ногами, потому что притянул брата к себе и стал массировать его голову, лежащую на его коленях. Умелые, легкие движения сняли головную боль, Саске перестал пытаться проснуться, решив покориться сейчас этим изящным рукам, которые так же умело убивали, как делали массаж. Саске лежал некоторое время с закрытыми глазами. Итачи спокойно и не спеша массировал голову, лицо брата, перешел к шее, размял плечи, переложил брата на кровать и принялся за спину.
- Не правда ли так легче? – шепнуло горячее дыхание брата возле правого уха, озвучив не высказанную мысль Саске. По телу Саске прошла волна, похожая на легкое возбуждение, приятное покалывание на коже, легкий озноб вернули его из забытья, заставив вспомнить, что Саске не на сеансе массажа, а находится в помещении с убийцей его семьи.
- И давно это ты промышляешь массажем? С чего такая нежность, Итачи? – с иронией спросил Саске, чувствуя, как руки брата рождают в нем желание, нежные, но умелые движения рук, легко расслабляющие усталые мышцы, ласкали, раздевали, звали ответить.
- Мне было сказано: «Делай что хочешь». Я пользуюсь моментом, - Итачи отстранился, и Саске слегка удивленно посмотрел на брата. Аники сбросил плотный плащ и прикрыл окно, затем вернулся к постели. Тонкая сетчатая футболка была сброшена рядом с плащом, Итачи остался лишь в штанах. Стремительная способность брата так легко раздеваться обескуражила Саске.
«Когда он успел?» - из головы не шло то, что брат всего несколько минут назад был полностью одет и занят массажем спины отото.
- Клонирование, - коротко пояснил брат, залезая на кровать с ногами. Саске, от удивления севший на постели, прислонился спиной к холодной стене и смотрел на брата с агрессией.
- Ты что задумал?
- Вернуть долги, - совершенно спокойно пояснил убийца, хватая руки Саске за запястья и вытягивая их наверх, захватывая обе кисти одной рукой. Отото попытался оттолкнуть брата ударом ноги в грудь, но Итачи поймал ногу брата, освободившейся рукой и зафиксировал её, сев брату на бедро своим коленом, тоже повторилось с другой ногой. Несмотря на всю шаткость своего положения, он крепко держался на ногах Саске, темные глаза безбоязненно заглядывали в налившиеся шаринганом глаза брата.
- Не забывай, ты сам мне дал право решить, что сегодня делать, - спокойно сказал аники, сильнее прижимая руки к стене и наваливаясь своим весом на ноги брата, - Мне надоели все эти беспорядочные соития без толики фантазии и изящества. Ты так и не научился насиловать и любить красиво, а ведь умирать надо с искусством, пускай даже в отчаянии.
- Откуда такое красноречие? Не думал, что ты ценитель «искусства». К тому же, откуда тебе знать, что было в прошлые разы? И были ли они! Отпусти! – прошипел Саске, стараясь сложить руками печати. Он дергался и извивался, пытаясь сбросить с себя преступника. Итачи прижал брата телом к стене, стараясь переждать попытки брата вырваться на свободу. Саске укусил брата за плечо до крови, желая привести того в чувства подобным движением, но Итачи не дрогнул, хотя слегка поморщился от резкой боли в плече. Уткнувшись носом в укушенное плечо брата, отото сначала недовольно и панически сопел, пытаясь сообразить, что делать, перспектива быть изнасилованным даже во сне ни сколько Саске не радовала, но Итачи, несмотря на свою внешнюю «хрупкость», обладал силами превышающими возможности младшего Учихи… Или Саске не особо сопротивлялся? Он прислушался к своему телу. Несмотря на поднятые наверх руки, прижатые к стене, собственное придавленное положение и тяжесть тела брата на ногах, он не ощущал дискомфорта. Итачи не пережимал и не передавливал, он даже на ногах сидел не больше, чем было нужно. От него пахло сладковатыми цветами и свежей кровью, казалось, будто Итачи покрыт белоснежной пудрой, на которой кто-то разлил алый соус. Саске невольно лизнул раненное плечо, словно пытаясь проверить, не из сахара ли это белое тело. Соленая кровь попала на язык, но сахара на коже отото так и не нашел, хотя сладкий запах уже не отпускал. Прокушенное место вновь окропилось кровью, ранка еще не закрылась, он припал губами к месту укуса, слизывая кровь, пока она не перестала выходить из раны. Он животом ощутил, как плоть под штанами брата начала напрягаться от прикосновения языка к коже. Если лицо Итачи могло говорить что угодно, то его тело врать не могло, ему нравилось. Саске собрался продолжить истязать брата своими капризами, но старший Учиха отстранился, понимая, что отото больше не сопротивляется, да и отдавать эстафету в игре он пока что не собирался.
- Куда ты торопишься… - Итачи склонился над ухом брата и прихватил мочку губами, горячий язык коснулся кожи уха, облизывая нежную плоть, губы слегка потянули мочку вниз, словно тянули сладкий мармелад, затем отпустили мочку и обхватили её, повторяя движение. Струна, натянувшаяся внутри Саске, дрожала от прикосновений этих губ, когда Итачи шутливо прикусил брату мочку, он едва успел подавить тихий, жаждущий стон. Расслабленное, разогретое тело отзывалось на ласку, игнорируя любые замечания сознания. И Саске уже ненавидел Итачи за неторопливость его ласки, за то, что он заставляет Саске ждать, ненавидел за то, что брат крепко держит руки, и Саске не может обхватить это белое тело, заставляя выгибаться, под собственными ласками.
- Ненавижу, - прошипел отото, когда губы брата скользнули на шею, а язык прочертил мокрую дорожку по, видимым лишь для Итачи, дорожкам вен. Поцелуи были неторопливыми и нежными. Временами Итачи прихватывал зубами нежную кожу, оставляя небольшие красные следы на шее, затем спустился к ложбинке между ключицами, прочертил мокрую дорожку до кадыка, слегка отстранился, и Саске, наконец, смог поймать губы брата своими губами, впиваясь в холодную линию их влажного изгиба, словно жаждущий в пустыне добрался до воды. Итачи не отвечал, но и не отстранялся. Саске, не получив ответа от брата, отстранился, глядя в глаза аники с ненавистью и обидой. Итачи наклонился к его лицу и скользнул языком по губам, приоткрывая жаждущие губы брата. Отото потянулся к аники, но Итачи вновь ничего не ответил.
- Ты уже будешь что-нибудь делать?! – Саске дернулся, вырывая руки из захвата, Итачи сильнее сжал ему запястья, внимательно изучая бешенство на его лице. Саске выгнулся навстречу Итачи, пытаясь хоть как-то уменьшить контроль, пробовал сместить равновесие брата назад, опрокинуть его со своих ног, сбросить с постели. Итачи издевался, Саске чувствовал, как старший Учиха издевался над ним, даря какие-то странные ласки. Его бесило подчиненное положение под ним. Хотелось быть хотя бы наравне с Итачи или вовсе над ним. Подминать под себя это сильное желанное тело. Саске практически вырвал руку из захвата брата. Итачи пришлось взять руки брата обеими руками, прижимая по-прежнему его к стене, на плече Итачи вновь выступила кровь. Саске злился, он чувствовал, как похоть уже распалилась в нем, подкатывая к низу живота горячим тяжелым огнем, Итачи вновь прижимал его телом к стене, на щеке Саске появились капли крови брата, солоноватый запах, смешанный со сладким запахом брата сводил с ума. Опять очень близко, и очень странно…
- Неужели, ты ничего не понимаешь, маленький глупый брат? – Итачи был спокоен. Как всегда спокоен. Словно происходящее было так же для него обычно, как битва с братом или убийство человека. Отчего-то Саске подумал, что Итачи ничего не испытает убив. Он просто не способен на это. Да и будет ли это убийство? Итачи – Бог, мраморный идол, его деяния – кара. Вопрос заставил Саске обратиться ко внутреннему спокойствию. Он, конечно, мог впадать в ярость или быть чрезвычайно жестоким, но долгие дни в подземельях Орочимару научили его не только цедить из слов яд, но и трезво размышлять, как бы ни бесилось тело. А тело действительно возмущалось. Для начала – мысли Саске и желания впервые не вязались с мыслями и желаниями чувственной части… а дальше, он не понимал чего брат от него ожидает.
- Чего я еще не понимаю? Тебе было мало убийства клана, ты решил убить во мне остатки того, что во мне есть, - Саске с силой толкнул брата вниз, Итачи был вынужден слегка отстраниться, Саске попытался ударить Итачи головой, но в результате Итачи лишь прижал голову Саске к его же груди, положил ему свою голову на затылок, оттягивая руки от плечей, выворачивая плечи.
Хлопок, в комнате появился еще кто-то, запястья Саске туго связали лентой, новый хлопок. Итачи держал его связанные руки одной рукой, другой подхватил голову отото за подбородок и поднял голову к своему лицу, отпустив затылок брата. Черные волосы распустились позади аники, черные глаза внимательно вглядывались в глаза брата, полные ненависти. Итачи склонился к лицу брата и хотел его поцеловать, но Саске старался отвернуться, слишком еще ярко в его памяти слышалась боль от выворачиваемых плечей. Аники слегка прикрыл глаза и все равно коснулся упрямо сжатых губ языком, коснулся губами губ, нежно поцеловал, слизнул со щеки брата собственную кровь. Ему было плевать на то, что брат не отвечает. Так ли ему вообще было важно, ответит Саске на его нежность или останется к ней безразличен? Он приоткрыл рот Саске, надавив большим пальцем на нижнюю губу, и поцеловал брата требовательно, настойчиво, продолжая «поедать» брата, словно сладкое. Сначала сжатые зубы теперь пытались уже укусить старшего Учиху за язык, за губы, но он был слишком быстр в своих требовательных поцелуях. Саске уже больше не отстранялся от лица брата, и Итачи убирал руку с подбородка, запустив её в волосы. Мягкие поглаживания головы напомнили Саске недавнее блаженство массажа, он ответил на поцелуи брата, которые становились вовсе нежно-страстными.
Итачи на мгновение отпустил голову отото, чем-то зашуршал. В следующее мгновение он отстранился от лица Саске. В свободной руке он держал сирюкен. Саске напрягся, ощущая, как сходит с него дурман поцелуев брата. Он заворожено смотрел, как пальцы Итачи поднесли сирюкен к лицу аники, и он лизнул одну из острых частей оружия, надрезая язык. Красные капельки крови блеснули на влажном раненном языке брата, прежде чем он снова спрятался во рту. Итачи убрал сирюкен и приник к губам брата, продолжая прерванный поцелуй. Саске ответил на поцелуй, чувствуя как их языки встречаются. Соленая от крови слюна попадает к нему в рот, и он невольно сглатывает, чтобы получить еще больше солоноватой крови, чем-то похожей на соевый соус. Жадный танец их языков, в котором Итачи преобладал своим настойчивым, поведением, сопровождался блужданием руки по волосам брата. Саске чувствовал как от жадных поцелуев брата, смешанных с кровью, кислорода не хватает все больше и дыхание сбивается. Итачи тем временем самозабвенно кусал губы, рисовал на них языком розовые дорожки крови и проникал в рот брата настойчивым, глубоким поцелуем. В один из таких глубоких поцелуев он обнял отото за талию, крепко прижимая к себе и поднимаясь с ног брата, и повалил Саске на кровать. Связанные руки он по-прежнему держал, но через мгновение руки Саске оказались привязанными к спинке кровати, аники умудрялся думать в любой момент времени, вся его жизнь представляла собой один огромный план. «Я тоже часть этого плана, да?»
Итачи сел на брата и посмотрел на него сверху вниз. Возбужденная плоть Саске упиралась Итачи в ягодицы. А старшему Учихе их игра, похоже, не доставила ничего, кроме исследовательского интереса. Он стер с плеча выступившую кровь и поднес пальцы к губам брата, Саске слизнул капли крови с кончиков пальцев, тщательно облизывая их. Эти руки он любил и ненавидел не меньше, чем их хозяина. Они могли дарить вселенское блаженство и нестерпимую боль. Саске слегка прикусил указательный палец брата, затем отпустил его. Слишком теплый, слишком реальный… какой-то слишком эмоционально открытый в этот раз в его сне. Бывал ли брат таким когда-нибудь? Мог ли дарить столько бессвязных эмоций когда-то?
«Бывал. В очень далеком детстве. Он был таким же огромным сосредоточением тепла и нежности для меня… Только теперь я не помню чувства невинного счастья от его близости… просто от того, что он рядом», - Саске невольно ощутил боль от того, что не может больше смотреть на брата как на того, кого можно любить на расстоянии. Итачи наклонился к брату, опершись левой рукой рядом с его головой, кончики длинной челки щекотали кожу, он приник к губам отото, чтобы затем спуститься поцелуями к нему на плечо, укусил печать Орочимару на плече брата, изучив языком странный рисунок. Тело отзывалось на прикосновения рук, опустившихся на кожу, пробегающих по спине, под ней, приподнимая тело к аники, а Саске зачем-то жадно пытался вспомнить то чувство невинности и желания к брату, которое было у него в детстве… желания просто любви. Бесконечной и светлой.
Итачи коснулся губами соска брата, отметил нечувствительность к ласкам, спустился вниз по тренированному животу. Саске вздрогнул, когда Итачи скользнул языком по низу живота. Слишком близко, слишком желанный. Аники зачем-то вновь сел, поднявшись от ноющей жажды внизу. Нет, вся эта невинная любовь, это ожидание понимания и целостности с братом, - все это глупости. Саске просто не знал тогда, чего он действительно хотел от Итачи, что ему было нужно от аники и зачем. Стать частью брата, быть частью его души… что за чушь? Такого не бывает. Саске сморгнул, не заметив, как по лицу скатилась слеза обиды, зато её заметил Итачи, встретившись с братом взглядом.
Он вновь приблизился к лицу, отвел с лица Саске волосы и украл слезинку поцелуем. Длинные темные ресницы прикрывали черные бездонные глаза брата, изучающего эмоции.
- Наслаждайся, Саске. Все это в последний раз, - сказал тихий голос брата на ухо, смешивая горячее дыхание и почти равнодушную интонацию в безумную композицию эмоций. Саске прикрыл глаза, стараясь отгородиться от мыслей о прошлом. Это бесполезно и безрассудно. Итачи убил клан, уничтожил его жизнь, а этот сон… всего лишь плод его больного воображения, которое устало от крови и криков. Из мыслей его выдернула неожиданная боль от прикосновения аники, он даже невольно простонал что-то бессвязное. Итачи успел нарисовать на груди Саске какой-то иероглиф, вырезав его прямо на коже все тем же сирюкеном, и теперь он слизывал с открывшихся ранок, аккуратно сделанных на коже, кровь. От боли и нежности, которые доставлял Итачи своими прикосновениями, тело напряглось. Оно без того изнывало от его действий, а теперь и вовсе желало немедленного продолжения, разрядки.
Когда ранки перестали кровоточить, аники перебрался вниз, покрывая поцелуями живот брата и рисуя языком иероглифы и завитки. Он стянул с Саске штаны вместе с бельем, сбрасывая их куда-то на пол, Саске старался следить за старшим Учихой взглядом, но держать голову, прижатой к подбородку было сложно. Итачи провел пальцами вдоль вставшего члена брата от основания до головки, прежде чем его губы коснулись члена, а язык ткнулся в отверстие на головке. Саске судорожно вздохнул и тихо застонал, проклиная на свете связанные руки, привязанные к спинке кровати и прижатые к кровати ноги, на которые Итачи предусмотрительно сел. Тем временем аники продолжал. Он проводил языком вдоль члена, обхватывал головку губами, целовал её, слегка посасывал, словно любимые сладости, доставляя своими прикосновениями нестерпимое желание, но не заглатывая член целиком. Отото дрожал от непереносимого желания, стонал, на лбу выступила испарина, он бессильно терзал ленту, привязавшую его руки к спинке кровати. Когда руки брата сжали его ягодицы, Саске понял, что он просто не может думать ни о чем, кроме как скорее избавиться от напряжения, избавиться от власти брата.
- Ками-сама… Итачи… - хрипел он не своим голосом, - Сделай… уже... черт… сделай! – Саске выгибался, пытаясь хоть как-то заставить брата вспомнить о том, что он все чувствует, но Итачи лишь поднимал голову, немного ждал и вновь принимался за ласки.
«Издевается… изводит… Итачи… сволочь… ты даже из минета сделал пытку!» - отчаянно подумал Саске, чувствуя что-то вот-вот он просто кончит в пространство, а злосчастный брат так и не закончит того, что начал. Но аники, как ни странно, общался, похоже, не с самим Саске, а с его телом. Когда он ощутил, что эмоции уже достигли своего пика и тело вот-вот выпустит из себя накопившееся напряжение, он накрыл член ртом, с первого раза заглатывая его целиком. Глаза Саске расширились от нового ощущения, такого с ним не делал никто, два довольно смелых движения головы вдоль члена и Саске кончил тому прямо в горло, выскользнув изо рта брата, ослабев. Итачи лишь сглотнул остатки спермы и посмотрел на взмокшего брата, совершенно равнодушно. Безразлично. Саске обдало холодом от этого оценивающего взгляда, так он не вязался со всеми ласками, которые Итачи ему доставлял, так был неуместен в складывающейся ситуации. Мир рассыпался на элементы мозаики, в которую попали части чужого мира. Итачи перемешивал элементы мозаики, как хотел, пока его глаза встретились с глазами брата. Он раздвинул Саске ноги, садясь между них, и склонился к паху, касаясь языком яичек. Отото вздрогнул, уже не сдерживая стоны, если чего-то он в этой жизни не понимал, то это происходило именно сейчас. Если Итачи из его снов мог вспомнить все прошлые ночи, все прошлые дни рождения, то отчего он был так нежен этой ночью? Почему просто не изнасиловал его, зажав между стеной и собой? Что ему помешало?
«Умирать нужно с искусством…» - Саске вздрогнул, когда в него вошел один влажный палец брата, медленно растягивающий его изнутри, губы аники вновь оживили упавший член. Саске невольно задумался, откуда у брата такой обширный опыт по сексуальным ласкам и много ли до Саске у него было партнеров мужчин.
«Этот шиноби из селения Тумана… Итачи спал с ним?» - картинка распростертого под огромным синим грубым телом туманника сильного гибкого тела Итачи встала перед глазами очень реально. Вот грубые руки сгребают волосы брата в кулак, вот резкие толчки заставляют брата держаться за стену, чтобы не пропечататься головой в эту самую стену. Саске громко застонал от особенно чувствительного прикосновения брата. «Где он, Кьюби его раздери, научился так заглатывать член?! Натуральная шлюха…» Но губы ушли с члена, а в Саске вошли толчком почти до конца, одним, сильным. Он вскрикнул. Расширившимися от неожиданной боли глазами он посмотрел на брата, который внимательно следил за изменением эмоций на лице Саске. Он забросил его ноги себе на плечи.
«Нет, он категорически не мог оказаться под кем-то… он Бог, для него все происходящее лишь игра, мгновение на пути вечности…» - Саске качнулся, если его движение вообще можно было расценить подобным образом, и Итачи начал сначала медленно и методично раскачиваться. Буквально через три толчка он нашел наилучшую плоскость, где тело Саске отзывалось большим наслаждением, и он принялся за наращивание темпа.
От наслаждения Саске совсем потерял голову. Задеваемая движениями простата не давала накатившим желаниям отойти обратно, а собственные стоны вызывали где-то у внутреннего голоса вопиющий ужас. Он не ожидал от себя подобного поведения. Голова словно в тумане, голос говорит что-то бессвязное. Из всего произносимого Саске лишь различает пару раз «Быстрее, Ками-сама, быстрее!», - прерываемую собственным сбившимся дыханием и стонами, да «Я люблю тебя», которое совершенно не вяжется с его отношением к брату. Положение они меняли несколько раз, но рук ему так не развязали. Когда Итачи уже просто начинает вколачиваться внутрь брата, достигая своего предела, Саске кончает уже четвертый раз в руку аники, обхватившую изнывающий член. Он потерял счет времени, казалось, что все пространство слилось в одно огромное марево из стонов, криков, пота, да черных глаз Итачи, тяжело нависшего над ним. Их губы порой встречались, но поцелуи уже были не такие страстные, да и запланированности в них было меньше. Итачи терял над собой весь его обычный контроль, но это спокойное лицо выдавало муку наслаждения лишь слегка закушенной губой. Саске снова кончился вперед Итачи, прямо на живот брату, который использовал свои руки уже лишь для того, чтобы не рухнуть на Саске сверху. Ему казалось, что больше он не сможет ничего сделать. Тело безвольно лежало под братом, но аники хватило трех толчков. Кончив в отото, Итачи повалился в сторону, выскальзывая наружу. Внутри все горело, Саске натер себе внутри все, в голове скользнула мысль о том, что ходить ему теперь будет по меньшей мере неудобно. Итачи несколько мгновений успокаивал дыхание, затем приподнялся на постели и отвязал руки брата, развязал их, начал собираться.
- Уже? – обижено и устало. Итачи посмотрел на Саске слегка удивленно и, неожиданно, устало искренне улыбнулся. Надел футболку, плащ, сандалии.
- На днях вечером кто-то из нас умрет, тебе нужно выспаться, - сказал он, садясь на подоконник, - Оясуми, Саске. С прошедшим днем рождения.
Итачи исчез в оконном проеме.
Саске проснулся от того, что упал с постели. Голый, взмокший, поцарапанный он подбежал к окну и выглянул на улицу. За окном никого не было.
Итачи встал с земли и размял шею, Кисаме сидел неподалеку и наблюдал за напарником, вышедшим из концентрации. Буквально три часа назад он вернулся из города и сейчас закончил начатое еще в городе гендзюцу.
- Идем, Кисаме.
Хошикаге поднялся с земли и пошел рядом с Итачи. Неприступная холодность безразличного ко всем напарника слегка приоткрылась какой-то задумчивой улыбкой.
- Все идет по плану?
- Да, у меня всегда все идет по плану.
Щелбан перед смертью дал плану Итачи всего лишь толчок для падения первого в цепи гендзюцу барьеров… Итачи знал, чем закончится его тонкая настройка умений и чакры внутри брата…
Автор: Vlada Veler
Персонажи/пейринг: Итачи/Саске, амек на Итачи/Кисаме.
Рейтинг: NC-17
Жанр: ангст, AU, яой, инцест
Состояние: законченно
Дисклеймер: все принадлежит Кишимото
Предупреждение: не проверено бетой, ЯОЙ, я еще раз предупреждаю тех, кто у меня состоит в антияойщиках. Это Яой и инцест.
читать дальшеКаждый год, в один и тот же день ему снился этот сон. Итачи снова рядом с ним, он готов выполнить любое желание брата.
Первое время в таких снах Саске вспоминал детство, старался вернуть хрупкое время их прошлого счастья, забыть, что Итачи убил весь клан и оставил его на пожарище их прошлой жизни совершенно одного, залитого лишь слезами непонимания и слепой обиды на брата, которая затем переросла в ядовитую ненависть. Итачи охотно играл с братом, читал с ним книги, был тем братом, каким Саске его всегда помнил тогда, давно, и Саске под конец сна даже верил, что ничего из тех кошмаров его жизни не было, что брат никого не убивал, что все это просто кошмары. Но просыпаться после таких снов было больно. На утро приходилось вспоминать, что все это был сон. Всего лишь сон. Что Итачи безжалостный убийца, равнодушный к нему, Саске, просто потому что тот недостоин чего-то большего рядом с гением-убийцей. Саске после таких снов становился еще злее и от этого ненавидел день своего рождения с каждым годом все больше и больше, словно если ненавидеть собственное рождение – можно навредить Итачи.
Затем, такие сны стали казаться ему единственной возможностью выплеснуть свою ярость Итачи в лицо хоть когда-то. Хоть где-то ударить его, унизить, уничтожить, сполна насладиться его смертью, его агонией. В таких снах брат казался безобразно прекрасным, покрытый алыми каплями собственной крови, разорванный на куски яростью отото, изнасилованный его ненавистью к аники. Итачи был чертовски красивым в таких снах, от этого Саске лишь еще больше желал его изуродовать, унизить, замучить, убить. Заставить это идеально-мраморное лицо искривиться в предсмертном крике агонии, уничтожить эту вялую покорность любым действиям, разбудить в брате того монстра, которого он когда-то видел в Конохе. Того, кто презрительно смотрел на него сверху вниз. Свергнуть того зловещего Бога иллюзий. Но сон не был способен родить для Саске полноценное воплощение брата. Тот, кто оказывался на его месте – не сопротивлялся даже, когда его убивали, когда бесстыдно срывали одежду и впивались зубами в нежную кожу шеи; отрывали кусочки плоти, яростно сжимая зубы; кусали в кровь губы; резко, без толики заботы входили внутрь, то рукоятью катаны, разрывая стенки кишечника, то напряженным от похоти членом, используя льющуюся из ран, из разорванного ануса кровь вместо смазки. Лишь мелкая дрожь на лице Бога, мелкие бисеринки пота да слегка дрожащие длинные, прекрасные ресницы могли выдать в Итачи испытываемую боль, Саске ненавидел его в такие моменты больше всего: распростертого на земле, с прибитыми собственной катаной кистями над головой; растянутого змеями брата до хруста в костях на каких-то камнях; горящего в пламене Катона и улыбающегося ему. Саске ненавидел брата за то, что он с таким смирением, не свойственным старшему Учиха, отдавался на растерзание. Но после таких снов просыпаться оказалось еще невыносимее. Если сначала факт того, что Итачи жив где-то, наводил мысли на возможность осуществления подобного кровавого извращения, то со временем Саске понял, что даже при большом желании подобный вариант развития событий невозможен. Он просыпался после таких снов опустошенным, мертвым, разбитым, словно действительно всю ночь убивал Итачи, ненавидел его, упивался убийством, словно ночью он умер вместе с братом.
Саске лежал на постели в номере очередного города, который стоял на пути их следования к битве с Итачи Учиха. Надо же было такому случиться, что его день рождения попал как раз перед тем, как дойти к его мести. Саске устал от собственной ненависти. Когда ненависть превращается в привычку – приходит опустошение, несравнимое ни с чем из природных явлений. Саске мог назвать это лишь одиночеством. Он помнил о странной традиции его памяти, подсовывать именно в этот день сны с братом, но не знал, как сегодня принять этот странный подарок – полную покорность Итачи. Он давно уже не думал над этим. Как реагировать на эти странные сны? Почему они снятся? Зачем? Не являются ли они плодом гендзюцу брата, наложенного на Саске еще в день его ухода? Нет ли в этом какого-то плана? И почему он так упорно видит этот сон, как бы ни пытался пропустить ночь? И не сошел ли Саске с ума, если видит одно и тоже каждый год. Он устало прикрыл глаза, а открыв их, обнаружил брата, сидящим на подоконнике. «Все-таки снова уснул» - подумал Саске, повернув голову к брату. Итачи был одет в плащ Акацук и форму дзёнина, темные глаза выглядывали из-за ворота, глядя в глаза отото, ноги Итачи устроил на подоконнике, удобно опершись спиной о раму раскрытого окна. Он любил так сидеть. Некоторое время Саске наблюдал за видимыми из-за ворота чертами лица брата, освещенными бледным светом убывающего месяца, холодный ветер временами залетал в окно, трогая волосы и одежду брата едва, словно боясь нарушить покой его положения. Саске отвернулся от брата, поборов желание плюнуть в аники сразу же Катоном, чтобы скорее закончить этот сон. Отчего-то он чувствовал, что таких снов больше не будет, и не знал, что ему сделать с братом в последний день их встречи, о чем с ним говорить? И стоит ли вообще с ним говорить.
Итачи сам нарушил тишину, спустив ноги с подоконника и встав на пол, он прошел некоторое расстояние до постели Саске и сел с краю, как делал когда-то в детстве.
«Только не как в детстве, только не это… Ты опять меня бросишь, я ведь знаю…» - пронеслась обиженная мысль в его голове. Он посмотрел на брата испытующим взглядом. Итачи уже расстегнул ворот плаща, и теперь стало видно его спокойное лицо, смотрящее на брата темными глазами, на дне которых проблескивало отражение каких-то неведомых огней. Снова прекрасен. Снова это спокойное выражение лица. Сколько Саске ненавистно терзал это лицо в своих прошлых снах, сколько пытался вырвать из этих уст что-то кроме голодной тишины, сколько пытался увидеть в этих глазах страх, а не безвольную покорность и… радость? Порой ему казалось, что брат получает наслаждение от любой боли, причиняемой ему, хотя, все это было чушью. У него всегда был очень низкий болевой порог, и Саске просто не мог пробиться хоть к каким-то чувствительным точкам на этом идеальном теле. Итачи был мраморным Богом, он не мог быть человеком. Только не человеком. Люди чувствуют, а он, как статуя, лишь созерцает… От обиды, что брат никогда не сможет понять этой боли, в груди отото что-то сжалось.
Итачи, было, потянулся к голове Саске рукой, но этот мягкий, спокойный жест напугал и раздразнил младшего брата. Он перехватил руку аники, отстраняя её от себя. На лице Итачи появилось легкое разочарование. Он отвернулся от брата и стал смотреть прямо перед собой в комнату, словно о чем-то размышляя. Только что весь его мир был сосредоточен на Саске, а теперь обратился от него прочь. Отчего-то Саске стало пусто и одиноко, обидно оттого, что Итачи снова ушел в свой мир, оставив его здесь одного. Вслед за обидой в груди поднялась ненависть к постоянных уходам брата, обида на ту последнюю ночь их встречи, на то, что Итачи ушел, оставив Саске одного! Плевать на клан, на убийства. Они, конечно, тоже много значили для него, но брат, единственный человек, для которого в мире Саске было отведено особое место, брат его покинул!
Саске потянулся пальцами к рукаву плаща, схватил его и сжал в руке, притягивая к себе, однозначный жест нежелания отпускать брата в другой мир заставил Итачи обратить внимание вновь на отото. Итачи одними глазами показал, что слегка удивлен поведению брата. Саске сам удивлялся своей беспомощной жажде сделать так, чтобы брат не уходил в себя, отчего-то слепая ненависть к аники не просыпалась, словно берегла силы, а одиночество без ненависти заставляло его искать хоть что-то, что заместит эту ноющую пустоту сегодня ночью. Старший Учиха вновь потянулся рукой к лицу брата, на этот раз не встретил никакого сопротивления, убрал у него из волос темное перышко. Саске слегка удивленно посмотрел на перо и досадливо поморщился, надежда на ласку была неоправданной. Итачи улыбнулся одними уголками губ. Он никогда не начинал говорить с Саске первым, а если и говорил, то очень мало и редко, Итачи был скуп на слова и эмоции, с ним можно было творить все что угодно, но добиться от брата полноценного разговора было сложно. Он отвечал лишь на те вопросы, которые считал обоснованными для ответа.
Он легко отцепил руку брата от рукава своего плаща и вложил в его ладонь то самое перышко, закрыл руку, сжав её в кулак.
- С днем рождения, Саске, - Итачи отпустил руку брата, вновь вернувшись к своему посту на краю кровати. Саске поднес руку к лицу, раскрыл ладонь, но ничего не нашел.
- К чему все это?
- Я оставил за собой возможность поздравлять тебя каждый год с днем рождения когда-то, больше тебе этот подарок не пригодится.
Саске некоторое время наблюдал, как брат расстегивал до половины свой плащ, как ухоженные руки скользили по застежкам, касаясь плотной ткани, а затем вновь спрятались за плащом. Итачи больше не смотрел на Саске, его белый профиль устремил взгляд куда-то в темноту, за видимый мир, за доступную для других людей материальность действительности.
- Ты оставил на мне своё гендзюцу? Зачем? – голос Саске не дрогнул, но и не был равнодушным. Брат зачем-то хотел поздравлять его каждый год с днем рождения. В стиле Итачи было бы оставить за собой возможность истязать каждый год в этот день Саске так, как не истязал никогда, но он, напротив, отдал себя в полное владение и ведение брата. Для чего? Почему? Зачем? – Зачем? – повторил вслух свою мысль Саске, приподнимаясь на постели.
Итачи промолчал. Он всегда молчал на такие вопросы, никогда не отвечал. Но Саске знал, что ответ есть. Обязательно есть, иначе все происходящее не больше, чем чья-то абсурдная мысль. Итачи не был сумасшедшим, он гений, у него обязательно есть ответ на этот вопрос, но Саске его найти не мог. Его бесило это бессильное желание вытряхнуть знания из брата, вырвать эти слова из его сердца. Рука схватилась за хвост длинных волос брата и потянула аники на Саске.
- Почему, Итачи?! – боль, огромная боль скопилась в его сердце, а брат смотрит на него все теми же спокойными черными глазами, даже когда он резко дергает его голову за волосы так, чтобы Итачи смотрел ему в глаза. Белое, стройное тело совсем близко, Итачи не сопротивляется жесту брата. Он вообще не сопротивляется. Саске отпускает волосы брата и ложится обратно на постель, отворачиваясь к стене. Бесполезно. Итачи никогда не дает ответов на такие вопросы, он никогда не раскрывает своих тайн. Он всегда держал свои секреты при себе, в стороне от мамы, папы, и даже Саске. Кто такой на самом деле Итачи Учиха не узнает никто.
- Делай что хочешь, но только больше не смотри на меня такими глазами. Перестань быть таким покорным, ты сам на себя не похож… – Саске закрыл лицо руками, стараясь заставить себя проснуться.
- Мне казалось, что в последние наши встречи тебя вполне устраивала моя покорность. В конце концов, сегодня ты хозяин моей жизни.
- Да нет же… сколько я себя помню хозяином жизни всегда являлся ты. Даже когда тебя насиловали, убивали. Ты все равно был хозяином моей жизни! Я чувствовал это кожей, я видел это в твоих глазах. Я никогда не приближался к Богу, мне дарили лишь сладкую иллюзию власти. Но за ней ничего никогда не было.
Саске бессильно сжимал руки на лице, стараясь понять, почему он не просыпается. Сны часто реализуют недавно обдуманные мысли, Итачи не стал исключением. Вопрос с гендзюцу не стал для Саске шокирующим, но невозможность проснуться бесила, голова болела.
Пальцы Итачи коснулись его головы, рука легко прошла по голове, перебирая короткие черные волосы на затылке, стоящие дыбом, слегка надавила на затылок и точечными движениями стала массировать голову. Саске невольно подставил голову под успокаивающие боль движения рук, прикрывая глаза. Через несколько мгновений к первой руке присоединилась вторая. Итачи видимо пересел к изголовью и залез на постель с ногами, потому что притянул брата к себе и стал массировать его голову, лежащую на его коленях. Умелые, легкие движения сняли головную боль, Саске перестал пытаться проснуться, решив покориться сейчас этим изящным рукам, которые так же умело убивали, как делали массаж. Саске лежал некоторое время с закрытыми глазами. Итачи спокойно и не спеша массировал голову, лицо брата, перешел к шее, размял плечи, переложил брата на кровать и принялся за спину.
- Не правда ли так легче? – шепнуло горячее дыхание брата возле правого уха, озвучив не высказанную мысль Саске. По телу Саске прошла волна, похожая на легкое возбуждение, приятное покалывание на коже, легкий озноб вернули его из забытья, заставив вспомнить, что Саске не на сеансе массажа, а находится в помещении с убийцей его семьи.
- И давно это ты промышляешь массажем? С чего такая нежность, Итачи? – с иронией спросил Саске, чувствуя, как руки брата рождают в нем желание, нежные, но умелые движения рук, легко расслабляющие усталые мышцы, ласкали, раздевали, звали ответить.
- Мне было сказано: «Делай что хочешь». Я пользуюсь моментом, - Итачи отстранился, и Саске слегка удивленно посмотрел на брата. Аники сбросил плотный плащ и прикрыл окно, затем вернулся к постели. Тонкая сетчатая футболка была сброшена рядом с плащом, Итачи остался лишь в штанах. Стремительная способность брата так легко раздеваться обескуражила Саске.
«Когда он успел?» - из головы не шло то, что брат всего несколько минут назад был полностью одет и занят массажем спины отото.
- Клонирование, - коротко пояснил брат, залезая на кровать с ногами. Саске, от удивления севший на постели, прислонился спиной к холодной стене и смотрел на брата с агрессией.
- Ты что задумал?
- Вернуть долги, - совершенно спокойно пояснил убийца, хватая руки Саске за запястья и вытягивая их наверх, захватывая обе кисти одной рукой. Отото попытался оттолкнуть брата ударом ноги в грудь, но Итачи поймал ногу брата, освободившейся рукой и зафиксировал её, сев брату на бедро своим коленом, тоже повторилось с другой ногой. Несмотря на всю шаткость своего положения, он крепко держался на ногах Саске, темные глаза безбоязненно заглядывали в налившиеся шаринганом глаза брата.
- Не забывай, ты сам мне дал право решить, что сегодня делать, - спокойно сказал аники, сильнее прижимая руки к стене и наваливаясь своим весом на ноги брата, - Мне надоели все эти беспорядочные соития без толики фантазии и изящества. Ты так и не научился насиловать и любить красиво, а ведь умирать надо с искусством, пускай даже в отчаянии.
- Откуда такое красноречие? Не думал, что ты ценитель «искусства». К тому же, откуда тебе знать, что было в прошлые разы? И были ли они! Отпусти! – прошипел Саске, стараясь сложить руками печати. Он дергался и извивался, пытаясь сбросить с себя преступника. Итачи прижал брата телом к стене, стараясь переждать попытки брата вырваться на свободу. Саске укусил брата за плечо до крови, желая привести того в чувства подобным движением, но Итачи не дрогнул, хотя слегка поморщился от резкой боли в плече. Уткнувшись носом в укушенное плечо брата, отото сначала недовольно и панически сопел, пытаясь сообразить, что делать, перспектива быть изнасилованным даже во сне ни сколько Саске не радовала, но Итачи, несмотря на свою внешнюю «хрупкость», обладал силами превышающими возможности младшего Учихи… Или Саске не особо сопротивлялся? Он прислушался к своему телу. Несмотря на поднятые наверх руки, прижатые к стене, собственное придавленное положение и тяжесть тела брата на ногах, он не ощущал дискомфорта. Итачи не пережимал и не передавливал, он даже на ногах сидел не больше, чем было нужно. От него пахло сладковатыми цветами и свежей кровью, казалось, будто Итачи покрыт белоснежной пудрой, на которой кто-то разлил алый соус. Саске невольно лизнул раненное плечо, словно пытаясь проверить, не из сахара ли это белое тело. Соленая кровь попала на язык, но сахара на коже отото так и не нашел, хотя сладкий запах уже не отпускал. Прокушенное место вновь окропилось кровью, ранка еще не закрылась, он припал губами к месту укуса, слизывая кровь, пока она не перестала выходить из раны. Он животом ощутил, как плоть под штанами брата начала напрягаться от прикосновения языка к коже. Если лицо Итачи могло говорить что угодно, то его тело врать не могло, ему нравилось. Саске собрался продолжить истязать брата своими капризами, но старший Учиха отстранился, понимая, что отото больше не сопротивляется, да и отдавать эстафету в игре он пока что не собирался.
- Куда ты торопишься… - Итачи склонился над ухом брата и прихватил мочку губами, горячий язык коснулся кожи уха, облизывая нежную плоть, губы слегка потянули мочку вниз, словно тянули сладкий мармелад, затем отпустили мочку и обхватили её, повторяя движение. Струна, натянувшаяся внутри Саске, дрожала от прикосновений этих губ, когда Итачи шутливо прикусил брату мочку, он едва успел подавить тихий, жаждущий стон. Расслабленное, разогретое тело отзывалось на ласку, игнорируя любые замечания сознания. И Саске уже ненавидел Итачи за неторопливость его ласки, за то, что он заставляет Саске ждать, ненавидел за то, что брат крепко держит руки, и Саске не может обхватить это белое тело, заставляя выгибаться, под собственными ласками.
- Ненавижу, - прошипел отото, когда губы брата скользнули на шею, а язык прочертил мокрую дорожку по, видимым лишь для Итачи, дорожкам вен. Поцелуи были неторопливыми и нежными. Временами Итачи прихватывал зубами нежную кожу, оставляя небольшие красные следы на шее, затем спустился к ложбинке между ключицами, прочертил мокрую дорожку до кадыка, слегка отстранился, и Саске, наконец, смог поймать губы брата своими губами, впиваясь в холодную линию их влажного изгиба, словно жаждущий в пустыне добрался до воды. Итачи не отвечал, но и не отстранялся. Саске, не получив ответа от брата, отстранился, глядя в глаза аники с ненавистью и обидой. Итачи наклонился к его лицу и скользнул языком по губам, приоткрывая жаждущие губы брата. Отото потянулся к аники, но Итачи вновь ничего не ответил.
- Ты уже будешь что-нибудь делать?! – Саске дернулся, вырывая руки из захвата, Итачи сильнее сжал ему запястья, внимательно изучая бешенство на его лице. Саске выгнулся навстречу Итачи, пытаясь хоть как-то уменьшить контроль, пробовал сместить равновесие брата назад, опрокинуть его со своих ног, сбросить с постели. Итачи издевался, Саске чувствовал, как старший Учиха издевался над ним, даря какие-то странные ласки. Его бесило подчиненное положение под ним. Хотелось быть хотя бы наравне с Итачи или вовсе над ним. Подминать под себя это сильное желанное тело. Саске практически вырвал руку из захвата брата. Итачи пришлось взять руки брата обеими руками, прижимая по-прежнему его к стене, на плече Итачи вновь выступила кровь. Саске злился, он чувствовал, как похоть уже распалилась в нем, подкатывая к низу живота горячим тяжелым огнем, Итачи вновь прижимал его телом к стене, на щеке Саске появились капли крови брата, солоноватый запах, смешанный со сладким запахом брата сводил с ума. Опять очень близко, и очень странно…
- Неужели, ты ничего не понимаешь, маленький глупый брат? – Итачи был спокоен. Как всегда спокоен. Словно происходящее было так же для него обычно, как битва с братом или убийство человека. Отчего-то Саске подумал, что Итачи ничего не испытает убив. Он просто не способен на это. Да и будет ли это убийство? Итачи – Бог, мраморный идол, его деяния – кара. Вопрос заставил Саске обратиться ко внутреннему спокойствию. Он, конечно, мог впадать в ярость или быть чрезвычайно жестоким, но долгие дни в подземельях Орочимару научили его не только цедить из слов яд, но и трезво размышлять, как бы ни бесилось тело. А тело действительно возмущалось. Для начала – мысли Саске и желания впервые не вязались с мыслями и желаниями чувственной части… а дальше, он не понимал чего брат от него ожидает.
- Чего я еще не понимаю? Тебе было мало убийства клана, ты решил убить во мне остатки того, что во мне есть, - Саске с силой толкнул брата вниз, Итачи был вынужден слегка отстраниться, Саске попытался ударить Итачи головой, но в результате Итачи лишь прижал голову Саске к его же груди, положил ему свою голову на затылок, оттягивая руки от плечей, выворачивая плечи.
Хлопок, в комнате появился еще кто-то, запястья Саске туго связали лентой, новый хлопок. Итачи держал его связанные руки одной рукой, другой подхватил голову отото за подбородок и поднял голову к своему лицу, отпустив затылок брата. Черные волосы распустились позади аники, черные глаза внимательно вглядывались в глаза брата, полные ненависти. Итачи склонился к лицу брата и хотел его поцеловать, но Саске старался отвернуться, слишком еще ярко в его памяти слышалась боль от выворачиваемых плечей. Аники слегка прикрыл глаза и все равно коснулся упрямо сжатых губ языком, коснулся губами губ, нежно поцеловал, слизнул со щеки брата собственную кровь. Ему было плевать на то, что брат не отвечает. Так ли ему вообще было важно, ответит Саске на его нежность или останется к ней безразличен? Он приоткрыл рот Саске, надавив большим пальцем на нижнюю губу, и поцеловал брата требовательно, настойчиво, продолжая «поедать» брата, словно сладкое. Сначала сжатые зубы теперь пытались уже укусить старшего Учиху за язык, за губы, но он был слишком быстр в своих требовательных поцелуях. Саске уже больше не отстранялся от лица брата, и Итачи убирал руку с подбородка, запустив её в волосы. Мягкие поглаживания головы напомнили Саске недавнее блаженство массажа, он ответил на поцелуи брата, которые становились вовсе нежно-страстными.
Итачи на мгновение отпустил голову отото, чем-то зашуршал. В следующее мгновение он отстранился от лица Саске. В свободной руке он держал сирюкен. Саске напрягся, ощущая, как сходит с него дурман поцелуев брата. Он заворожено смотрел, как пальцы Итачи поднесли сирюкен к лицу аники, и он лизнул одну из острых частей оружия, надрезая язык. Красные капельки крови блеснули на влажном раненном языке брата, прежде чем он снова спрятался во рту. Итачи убрал сирюкен и приник к губам брата, продолжая прерванный поцелуй. Саске ответил на поцелуй, чувствуя как их языки встречаются. Соленая от крови слюна попадает к нему в рот, и он невольно сглатывает, чтобы получить еще больше солоноватой крови, чем-то похожей на соевый соус. Жадный танец их языков, в котором Итачи преобладал своим настойчивым, поведением, сопровождался блужданием руки по волосам брата. Саске чувствовал как от жадных поцелуев брата, смешанных с кровью, кислорода не хватает все больше и дыхание сбивается. Итачи тем временем самозабвенно кусал губы, рисовал на них языком розовые дорожки крови и проникал в рот брата настойчивым, глубоким поцелуем. В один из таких глубоких поцелуев он обнял отото за талию, крепко прижимая к себе и поднимаясь с ног брата, и повалил Саске на кровать. Связанные руки он по-прежнему держал, но через мгновение руки Саске оказались привязанными к спинке кровати, аники умудрялся думать в любой момент времени, вся его жизнь представляла собой один огромный план. «Я тоже часть этого плана, да?»
Итачи сел на брата и посмотрел на него сверху вниз. Возбужденная плоть Саске упиралась Итачи в ягодицы. А старшему Учихе их игра, похоже, не доставила ничего, кроме исследовательского интереса. Он стер с плеча выступившую кровь и поднес пальцы к губам брата, Саске слизнул капли крови с кончиков пальцев, тщательно облизывая их. Эти руки он любил и ненавидел не меньше, чем их хозяина. Они могли дарить вселенское блаженство и нестерпимую боль. Саске слегка прикусил указательный палец брата, затем отпустил его. Слишком теплый, слишком реальный… какой-то слишком эмоционально открытый в этот раз в его сне. Бывал ли брат таким когда-нибудь? Мог ли дарить столько бессвязных эмоций когда-то?
«Бывал. В очень далеком детстве. Он был таким же огромным сосредоточением тепла и нежности для меня… Только теперь я не помню чувства невинного счастья от его близости… просто от того, что он рядом», - Саске невольно ощутил боль от того, что не может больше смотреть на брата как на того, кого можно любить на расстоянии. Итачи наклонился к брату, опершись левой рукой рядом с его головой, кончики длинной челки щекотали кожу, он приник к губам отото, чтобы затем спуститься поцелуями к нему на плечо, укусил печать Орочимару на плече брата, изучив языком странный рисунок. Тело отзывалось на прикосновения рук, опустившихся на кожу, пробегающих по спине, под ней, приподнимая тело к аники, а Саске зачем-то жадно пытался вспомнить то чувство невинности и желания к брату, которое было у него в детстве… желания просто любви. Бесконечной и светлой.
Итачи коснулся губами соска брата, отметил нечувствительность к ласкам, спустился вниз по тренированному животу. Саске вздрогнул, когда Итачи скользнул языком по низу живота. Слишком близко, слишком желанный. Аники зачем-то вновь сел, поднявшись от ноющей жажды внизу. Нет, вся эта невинная любовь, это ожидание понимания и целостности с братом, - все это глупости. Саске просто не знал тогда, чего он действительно хотел от Итачи, что ему было нужно от аники и зачем. Стать частью брата, быть частью его души… что за чушь? Такого не бывает. Саске сморгнул, не заметив, как по лицу скатилась слеза обиды, зато её заметил Итачи, встретившись с братом взглядом.
Он вновь приблизился к лицу, отвел с лица Саске волосы и украл слезинку поцелуем. Длинные темные ресницы прикрывали черные бездонные глаза брата, изучающего эмоции.
- Наслаждайся, Саске. Все это в последний раз, - сказал тихий голос брата на ухо, смешивая горячее дыхание и почти равнодушную интонацию в безумную композицию эмоций. Саске прикрыл глаза, стараясь отгородиться от мыслей о прошлом. Это бесполезно и безрассудно. Итачи убил клан, уничтожил его жизнь, а этот сон… всего лишь плод его больного воображения, которое устало от крови и криков. Из мыслей его выдернула неожиданная боль от прикосновения аники, он даже невольно простонал что-то бессвязное. Итачи успел нарисовать на груди Саске какой-то иероглиф, вырезав его прямо на коже все тем же сирюкеном, и теперь он слизывал с открывшихся ранок, аккуратно сделанных на коже, кровь. От боли и нежности, которые доставлял Итачи своими прикосновениями, тело напряглось. Оно без того изнывало от его действий, а теперь и вовсе желало немедленного продолжения, разрядки.
Когда ранки перестали кровоточить, аники перебрался вниз, покрывая поцелуями живот брата и рисуя языком иероглифы и завитки. Он стянул с Саске штаны вместе с бельем, сбрасывая их куда-то на пол, Саске старался следить за старшим Учихой взглядом, но держать голову, прижатой к подбородку было сложно. Итачи провел пальцами вдоль вставшего члена брата от основания до головки, прежде чем его губы коснулись члена, а язык ткнулся в отверстие на головке. Саске судорожно вздохнул и тихо застонал, проклиная на свете связанные руки, привязанные к спинке кровати и прижатые к кровати ноги, на которые Итачи предусмотрительно сел. Тем временем аники продолжал. Он проводил языком вдоль члена, обхватывал головку губами, целовал её, слегка посасывал, словно любимые сладости, доставляя своими прикосновениями нестерпимое желание, но не заглатывая член целиком. Отото дрожал от непереносимого желания, стонал, на лбу выступила испарина, он бессильно терзал ленту, привязавшую его руки к спинке кровати. Когда руки брата сжали его ягодицы, Саске понял, что он просто не может думать ни о чем, кроме как скорее избавиться от напряжения, избавиться от власти брата.
- Ками-сама… Итачи… - хрипел он не своим голосом, - Сделай… уже... черт… сделай! – Саске выгибался, пытаясь хоть как-то заставить брата вспомнить о том, что он все чувствует, но Итачи лишь поднимал голову, немного ждал и вновь принимался за ласки.
«Издевается… изводит… Итачи… сволочь… ты даже из минета сделал пытку!» - отчаянно подумал Саске, чувствуя что-то вот-вот он просто кончит в пространство, а злосчастный брат так и не закончит того, что начал. Но аники, как ни странно, общался, похоже, не с самим Саске, а с его телом. Когда он ощутил, что эмоции уже достигли своего пика и тело вот-вот выпустит из себя накопившееся напряжение, он накрыл член ртом, с первого раза заглатывая его целиком. Глаза Саске расширились от нового ощущения, такого с ним не делал никто, два довольно смелых движения головы вдоль члена и Саске кончил тому прямо в горло, выскользнув изо рта брата, ослабев. Итачи лишь сглотнул остатки спермы и посмотрел на взмокшего брата, совершенно равнодушно. Безразлично. Саске обдало холодом от этого оценивающего взгляда, так он не вязался со всеми ласками, которые Итачи ему доставлял, так был неуместен в складывающейся ситуации. Мир рассыпался на элементы мозаики, в которую попали части чужого мира. Итачи перемешивал элементы мозаики, как хотел, пока его глаза встретились с глазами брата. Он раздвинул Саске ноги, садясь между них, и склонился к паху, касаясь языком яичек. Отото вздрогнул, уже не сдерживая стоны, если чего-то он в этой жизни не понимал, то это происходило именно сейчас. Если Итачи из его снов мог вспомнить все прошлые ночи, все прошлые дни рождения, то отчего он был так нежен этой ночью? Почему просто не изнасиловал его, зажав между стеной и собой? Что ему помешало?
«Умирать нужно с искусством…» - Саске вздрогнул, когда в него вошел один влажный палец брата, медленно растягивающий его изнутри, губы аники вновь оживили упавший член. Саске невольно задумался, откуда у брата такой обширный опыт по сексуальным ласкам и много ли до Саске у него было партнеров мужчин.
«Этот шиноби из селения Тумана… Итачи спал с ним?» - картинка распростертого под огромным синим грубым телом туманника сильного гибкого тела Итачи встала перед глазами очень реально. Вот грубые руки сгребают волосы брата в кулак, вот резкие толчки заставляют брата держаться за стену, чтобы не пропечататься головой в эту самую стену. Саске громко застонал от особенно чувствительного прикосновения брата. «Где он, Кьюби его раздери, научился так заглатывать член?! Натуральная шлюха…» Но губы ушли с члена, а в Саске вошли толчком почти до конца, одним, сильным. Он вскрикнул. Расширившимися от неожиданной боли глазами он посмотрел на брата, который внимательно следил за изменением эмоций на лице Саске. Он забросил его ноги себе на плечи.
«Нет, он категорически не мог оказаться под кем-то… он Бог, для него все происходящее лишь игра, мгновение на пути вечности…» - Саске качнулся, если его движение вообще можно было расценить подобным образом, и Итачи начал сначала медленно и методично раскачиваться. Буквально через три толчка он нашел наилучшую плоскость, где тело Саске отзывалось большим наслаждением, и он принялся за наращивание темпа.
От наслаждения Саске совсем потерял голову. Задеваемая движениями простата не давала накатившим желаниям отойти обратно, а собственные стоны вызывали где-то у внутреннего голоса вопиющий ужас. Он не ожидал от себя подобного поведения. Голова словно в тумане, голос говорит что-то бессвязное. Из всего произносимого Саске лишь различает пару раз «Быстрее, Ками-сама, быстрее!», - прерываемую собственным сбившимся дыханием и стонами, да «Я люблю тебя», которое совершенно не вяжется с его отношением к брату. Положение они меняли несколько раз, но рук ему так не развязали. Когда Итачи уже просто начинает вколачиваться внутрь брата, достигая своего предела, Саске кончает уже четвертый раз в руку аники, обхватившую изнывающий член. Он потерял счет времени, казалось, что все пространство слилось в одно огромное марево из стонов, криков, пота, да черных глаз Итачи, тяжело нависшего над ним. Их губы порой встречались, но поцелуи уже были не такие страстные, да и запланированности в них было меньше. Итачи терял над собой весь его обычный контроль, но это спокойное лицо выдавало муку наслаждения лишь слегка закушенной губой. Саске снова кончился вперед Итачи, прямо на живот брату, который использовал свои руки уже лишь для того, чтобы не рухнуть на Саске сверху. Ему казалось, что больше он не сможет ничего сделать. Тело безвольно лежало под братом, но аники хватило трех толчков. Кончив в отото, Итачи повалился в сторону, выскальзывая наружу. Внутри все горело, Саске натер себе внутри все, в голове скользнула мысль о том, что ходить ему теперь будет по меньшей мере неудобно. Итачи несколько мгновений успокаивал дыхание, затем приподнялся на постели и отвязал руки брата, развязал их, начал собираться.
- Уже? – обижено и устало. Итачи посмотрел на Саске слегка удивленно и, неожиданно, устало искренне улыбнулся. Надел футболку, плащ, сандалии.
- На днях вечером кто-то из нас умрет, тебе нужно выспаться, - сказал он, садясь на подоконник, - Оясуми, Саске. С прошедшим днем рождения.
Итачи исчез в оконном проеме.
Саске проснулся от того, что упал с постели. Голый, взмокший, поцарапанный он подбежал к окну и выглянул на улицу. За окном никого не было.
Итачи встал с земли и размял шею, Кисаме сидел неподалеку и наблюдал за напарником, вышедшим из концентрации. Буквально три часа назад он вернулся из города и сейчас закончил начатое еще в городе гендзюцу.
- Идем, Кисаме.
Хошикаге поднялся с земли и пошел рядом с Итачи. Неприступная холодность безразличного ко всем напарника слегка приоткрылась какой-то задумчивой улыбкой.
- Все идет по плану?
- Да, у меня всегда все идет по плану.
Щелбан перед смертью дал плану Итачи всего лишь толчок для падения первого в цепи гендзюцу барьеров… Итачи знал, чем закончится его тонкая настройка умений и чакры внутри брата…
@настроение: пля, надеюсь мои мозги таки встанут на место.
@темы: Аниме, Творчество, Фанфики, Яой, Итачи/Саске
